Интервью Савкина опубликовано в Центральной профсоюзной газете «Солидарность».
Поскольку Александр, пока сидел в Вельской колонии, был внештатным автором ИА «Эхо СЕВЕРА» (писал о путешествиях и хронику гуманитарных новостей), полагаем, что читателям будет интересна данная публикация — далее цитируется материал коллег из «Солидарности».
Экономика, политика, организация протестных действий, конфликт с сильными мира сего — профсоюзная работа сложна, многообразна и связана с серьёзными рисками уголовного преследования, а как следствие — лишения свободы.
Но тюремное заключение рано или поздно заканчивается. Примером тому освобождение Вячеслава Кобозева, экс-председателя Волгоградского облсовпрофа, и Александра Савкина (на фото), бывшего руководителя Федерации профсоюзов Архангельской области.
«Солидарность» поговорила с Савкиным о том, к чему следует готовиться и как себя вести во время задержания, суда и заключения.
— Александр, в первую очередь разрешите поздравить вас с возвращением к полноценной жизни. Спасибо, что согласились ответить на наши вопросы. Времена сейчас для профлидеров крайне неспокойные, так что ваш опыт может быть крайне полезен для других.
— Спасибо на добром слове. К счастью, профлидеры выходят из мест лишения свободы и могут поделиться опытом с «молодыми» коллегами.
ЗАДЕРЖАНИЕ
— На видео с вашим задержанием видно, что это было довольно неожиданно. Это действительно так? Ничто не предвещало? Интуиция тоже молчала?
— Ожидаемым оно и не могло быть. Шла проверка со стороны Следственного комитета, меня вызывали к следователю, я давал ответы на все вопросы, ничего не скрывая и не утаивая. Но они решили «возбудиться».
— Во время задержания вы не только возглавляли Федерацию профсоюзов Архангельской области, но были ещё и депутатом регионального парламента от партии «Единая Россия».
Изначально даже шла речь о том, что сотрудники правоохранительных органов не имели права вас задерживать.
Была какая-то надежда на помощь от коллег из властных структур?
— Никакой помощи от депутатского мандата в таком деле быть не может.
Более того, он лишь осложняет дело. Депутат регионального заксобрания — спецсубъект, и возбудить уголовное дело против него может только руководитель управления Следственного комитета.
А это — другой, более высокий уровень, значит, и предъявленные обвинения будут тяжелее. А помощь от коллег из властных структур?
Скажу, что никто, нигде и никак не помог ни в чём.
— Понятно, что задержание, особенно неожиданное, это серьёзный удар по психике. На что следует обратить внимание во время задержания, как себя вести?
— Ни в коем случае не предпринимать никаких действий. Задержание — процесс, рассчитанный на то, что у предполагаемого злоумышленника сдадут нервы.
Ведь могли спокойно подойти, предъявить удостоверение, сказать: «Пройдёмте с нами». Куда бы я от них побежал?
Ведь их было пятеро тренированных ребят. Никуда.
Но им нужно именно внезапностью, как они говорят сами, «подавить волю к сопротивлению».
Так вот, этого ни в коем случае нельзя позволять им сделать.
Нужно стараться сохранять спокойствие, не произносить ни слова без адвоката, нигде не расписываться без него и вообще ничего не делать.
Если вас стали допрашивать и в кабинете вы увидели адвоката «по назначению», протокольно фиксируйте отказ от него.
СУД
— Во время судебного заседания что стало для вас неожиданностью в процедуре самого процесса?
— Процедуру я предварительно изучил, поэтому неожиданностей не было. Ошибка была в одном: я верил в состязательность сторон и их равенство, что гарантировалось УПК.
Это было наивной верой с моей стороны.
— На ваш взгляд, какие логические доводы, касательно профсоюзной деятельности, не были учтены судом?
— Вы знаете, ни сторона обвинения, ни, самое печальное, суд не вникли и не собирались вникать в особенности профсоюзной работы.
Самый яркий пример по 204-й статье УК («Коммерческий подкуп»).
Обвинение считало, что я угрожал директору объекта собственности увольнением с работы.
Мои аргументы, что увольняет президиум, в котором тогда состояли 22 человека — никак не зависящие от председателя Федерации руководители обкомов, — что подтверждалось уставом федерации, уставом данного объекта и свидетелями, были проигнорированы.
Но ведь уволить-то я его не мог! И он знал об этом, о чём и заявил в суде. То есть и угрожать увольнением я ему не мог.
В чем тогда состав преступления? Ни в чём.
Но за этот эпизод я получил шесть лет колонии.
— Какие вопросы по системе управления профсоюзной структурой особенно тяжело разъяснить следствию и суду?
— Дело даже не в сложности профсоюзной системы. Судьи — неглупые люди, и при желании разобраться и отличить подразделение федерации от его учреждения мог бы каждый из них.
Проблема в другом. Судьи не хотят в этом разбираться и вместе со стороной обвинения делают все, чтобы опрокинуть доводы защиты.
Многие слова свидетелей обвинения я опроверг документами.
Я считал и считаю, что бумага сильнее слова. По крайней мере в суде.
Но так посчитали только я и мой адвокат. Судья же поверил одному из свидетелей, который сказал, что в президиуме 70% были «савкинские».
Хорошее понятие, не правда ли? А главное — «правовое».
— Чего категорически не стоит говорить в суде?
— Не стоит поднимать на смех прокурора и судью. Я логически доказал смехотворность обвинения, разобрав его «по полочкам» и иронизируя над неуклюжестью гособвинения.
Разозлил их настолько, что они запросили для меня 15 лет строгого режима. Судья оказался «гуманистом» и выдал всего 12 лет.
Чем больше упираетесь, тем больше получаете срок — печальный, но верный вывод, сделанный мною за время процесса.
— В России всего 0,3% оправдательных приговоров. Чем в этом случае может помочь адвокат, есть ли какие-то нюансы общения с судебным защитником?
— Если дело передано в суд, на оправдательный приговор надеяться уже не стоит. Нужно думать о меньшем сроке или «условке».
Здесь нужен адвокат-переговорщик, который вступит в сношения с гособвинителем и судьей, чтобы можно было пойти на сделку, признавшись частично или полностью.
Это прискорбно, но таковы реалии.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
— Сильно ли различаются бытовые условия в СИЗО и в колонии?
— В колонии больше свободы, как бы странно это ни звучало. СИЗО — это сидение в четырёх стенах, что морально непросто.
По колонии, хоть и не без ограничений, но можно передвигаться, постоянно видеть солнце, воздух, небо, дышать полной грудью.
Куда проще наладить «движуху», да и просто жить, если, конечно, приехали жить, а не страдать.
— Как человеку, никогда не общавшемуся с заключёнными, себя вести, на что обратить внимание?
— Как можно быстрее постарайтесь определить «цвет» колонии и вести себя в зависимости от этого.
То есть — живут ли здесь по режиму или по понятиям.
Зэки — такие же люди, колония — срез общества, там есть и очень интеллигентные люди, настоящая интеллектуальная элита, есть и отпетые негодяи, есть и огромная «серая» прослойка.
В общем, всё как на воле.
— Что из вещей необходимо взять с собой в первую очередь?
— Если приехали в лагерь зимой, то теплые вещи. Я «заселился» в феврале, был дикий мороз, в бараках холодно.
Спасли связи. В каждом отряде жили по 7 — 10 человек, с которыми пути пересеклись во время моих двухгодичный скитаний по обоим СИЗО города Архангельска.
Некоторые из них до сих пор звонят и спрашивают, не нужен ли мне водитель, охранник или помощник, способный «уладить» все вопросы.
Так что от обморожения я был быстро спасен.
— Понятно, что существуют официальные правила распорядка жизни в колонии. Но есть ещё и законы неписаные. Каким стоит особенно уделить внимание?
— Стоит понять, какое этим правилам и законам отводится место.
Во многих колониях стараниями сотрудников «понятия» искоренены, где-то низведены до смехотворного положения, а где-то, кроме них, других правил не существует.
Посоветовал бы одно: не торопиться с принятием решения о работе и месте в колонии.
В общем, вникайте в местные нюансы, чтобы поспешными действиями не испортить себе и без того нелегкую жизнь.
ВОЛЯ
— Ощущалась ли поддержка семьи и друзей, пока вы находились в колонии? В какой поддержке со стороны особенно нуждается осужденный?
— Поддержка семьи была со мной всегда. Это единственная категория, в которой я остался уверен до конца.
Друзей оказалось совсем немного. Зато те, которые есть, писали в СИЗО, неоднократно приезжали в колонию и остаются со мной до сих пор.
Конечно, их количество не превышает число пальцев на одной руке. Но друзей и не может быть много.
— Что чувствуешь, оказавшись за воротами колонии?
— Окончание очередного жизненного этапа. Непростого, но небесполезного. И начало следующего.
Я ведь уже в который раз начинаю все с нуля.
— Какие правила после того, как заключение окончилось?
В каких документах необходимо указывать судимость и есть ли какой-то особый контроль со стороны правоохранительных органов?
— Поскольку я освободился условно-досрочно, то надо раз в месяц отмечаться у участкового.
Судимость — клеймо на всю жизнь, даже когда она погасится.
Да и бог с ней, пусть завидуют те, у кого нет подобного опыта.
— Насколько время, проведённое в колонии, кажется для вас потерянным?
— Я его вообще таким не считаю. За эти почти пять лет я не провёл зря ни одной минуты.
Я открыл в себе таланты, о существовании которых раньше и не подозревал.
Я могу часами рассуждать об оперной музыке, о наличии которой раньше и не знал. Если говорить, чем я занимался в течение срока отсидки, рассказ выйдет целиком с газету «Солидарность» со всеми вкладками.
Важно понять одно: время — драгоценнейший ресурс, и его нельзя терять попусту.
— Чем планируете заняться сейчас, есть ли какие-либо планы?
— Знаете, мне ведь не запрещено баллотироваться на любые посты в общественных организациях. Но это, конечно же, шутка.
Моя дальнейшая деятельность, скорее всего, не будет связана с профсоюзами.